Моя первая встреча с Кайсыном Шуваевичем состоялась в 1974 году. Сегодня, по прошествии стольких лет, после выхода многочисленных трудов литераторов и биографов великого поэта трудно внести новые штрихи в портрет гениального творца. Думается, дотошные исследователи, многие из которых, кстати, в своё время пытались высказывать осторожные мысли об исчерпанности его творчества, о повторяемости мотивов, оказывается, уже давно зафиксировали в своих трудах мельчайшие подробности творческого пути и личной жизни писателя.
И всё же, на мой взгляд, одна из сторон деятельности Кайсына Кулиева осталась практически вне поля зрения исследователей. Высказывания о роли и значении Кулиева в этой области культурного пространства балкарского народа носят чисто эпизодический характер.
Конечно, Кулиев и балкарский язык – предмет специального большого исследования, и сегодня я вовсе не претендую на какой-либо анализ, на то, что можно назвать научным подходом.
Создание любого литературного произведения неразделимо с процессом его словесного оформления. Об этом особенно убедительно говорят черновые рукописи К. Кулиева. Просматривая их, поневоле приходишь к выводу, что стихотворный текст – лишь прекрасная вершина огромного дерева, чьи корни и ствол – сотни и сотни вариантов образов, сочетаний слов. Некоторые произведения Кайсына Шуваевича в стадии отделки даны в десятках версий, причём часто от первоначальной модели стихотворения в окончательном тексте сохраняются два-три слова, одна-две поэтические фразы.
Гениальный поэт, разрешая задачи времени, создавая непревзойдённые по художественному совершенству произведения различных жанров, произвёл одновременно огромную работу в области литературного карачаево-балкарского языка. Я отчётливо помню ощущение неожиданного открытия того простого факта, что великий поэт, человек, казалось бы, не от мира сего, глубоко и, главное, очень рационально подходил к вопросам бытования языка, проводя при этом весьма эффективную политику поддержки богатых  в языковом отношении авторов.
Помню, в свои аспирантские годы в Москве я присутствовал на творческом вечере
К. Кулиева. Под занавес Кайсын Шуваевич попросил своего давнишнего друга, профессора А. Базиева, выступить перед публикой на балкарском языке. Казалось бы, зачем это делать в иноязычной среде, где всё равно потребуется перевод? Но Кайсын Шуваевич, конечно же, предвидел результат, ибо был уверен в магической силе и красоте родного слова. Ощущение в тот момент было просто потрясающим, и, смею вас уверить, слушатели – в основном русские люди – тоже попали под эту магию живого балкарского языка. Ахия Танаевич же, всю сознательную жизнь проживший в Москве, очень часто ставился К. Кулиевым в пример тем, кто плохо знал родной язык, как человек, великолепно владеющий и языком, и всем набором традиций, этикетом – всем, что определяет национальную принадлежность.
Кстати, по отзывам представителей диаспоры, фольклор, произведения Кязима Мечиева, Кайсына Кулиева, Танзили Зумакуловой прекрасно воспринимаются балкарцами и карачаевцами, живущими за рубежом, а вот творчество более молодых авторов – только за редким исключением.
Кулиев работал в направлении, которое в конце концов должно было привести к достижению главной, с его точки зрения, цели – соответствию литературного стиля, мышления писателя и языка его произведений. Он хорошо знал, что талантливый, чуткий к родному языку автор всегда следует духу родного языка, учитывая закономерности его развития. Он всегда следовал тезису: «Тщательная работа над словом – основа писательского мастерства». Поэтому в своих рецензиях на многие книги, в статьях Кайсын Шуваевич бичевал их авторов за вычурность. Лично я неоднократно замечал на полях таких работ пометки, сделанные рукой Кулиева, типа «Кязим писал проще» или указания на грубое калькирование и невероятную терминологию.
К. Кулиев часто обсуждал новые издания со своим другом,  профессором А. Аппаевым, и иногда результатом этих совместных обсуждений становились анекдоты по поводу грубых ошибок отдельных горе-авторов. В этом смысле Кайсын Шуваевич был тем самым барьером, который оказался непреодолимым для огромного количества бездарностей и графоманов, рвавшихся в литературу. Сегодня, к сожалению, у нас нет подобной личности.
Но, насколько я помню, Кулиева особенно тревожило качество переводной литературы. Когда переводчики объясняли свои промахи бедностью родного языка, он мог тут же привести примеры из фольклора, а иногда и напеть куплет народной песни, наглядно иллюстрируя возможности обсуждаемого слова или выражения.
Беспредельная любовь Кулиева к родному языку, вера в его будущее, дух большого оптимизма не покидали поэта даже в тяжёлые годы выселения балкарцев. Он всегда с гордостью отзывался о родном фольклоре и языке. Не упускал случая пропагандировать лучшие образцы устного народного творчества и яркие возможности родного слова. Он, как никто, хорошо зная зыбкие нормы молодого литературного языка, призывал своих братьев по перу при отборе лексических средств руководствоваться более или менее устоявшимися нормами словоупотребления. На примере своих произведений доказывал, что в неисчерпаемой сокровищнице народного языка для всякого поэта и писателя вполне достаточно таких слов, в которых он найдёт необходимое яркое, сильное воплощение своих замыслов.
Как учитель молодой литературной поросли К. Кулиев нацеливал будущих поэтов и писателей на уважительное, бережное отношение к родному языку.
Кайсын Кулиев регулярно спускался в архив нашего института, интересовался им, изучал фольклорные материалы. Он сам был его активным собирателем.  Хорошо знал лучших сказителей и подсказывал их имена молодым фольклористам. Наизусть диктовал варианты уже известных песен, сказок. Пополнял архивные папки пословицами, поговорками. Его великолепное знание балкарской лексики и фразеологии ярко определилось тогда, когда КБНИИ приступил к составлению «Толкового словаря карачаево-балкарского языка». Помимо того, что сотрудники отдела расписали почти все произведения К. Кулиева для картотеки словаря, они почти ежедневно консультировались у него для уточнения значений устаревших слов, диалектизмов, регионализмов и так далее.
Его глубинные знания в области русского языка также помогали составителям словаря переводить сложные термины, названия небесных светил, растений, птиц и животных. Он полушутя, но с восторгом говорил: «Вот и у балкарцев родились Дали, и потому скоро быть словарю». В этом году исполнилось 20 лет со дня выхода в свет первого тома «Толкового словаря карачаево-балкарского языка» (в трёх томах).